– Я хочу кое-что сказать тебе. – Взяв Джулию за руку, Габриель повел ее в тихий уголок и убедился, что их никто не подслушивает. Встав к ней почти вплотную, он шепотом заговорил: – Криста пыталась завлечь меня утром, когда я пошел за кофе и водой. Надо было бы сказать тебе сразу, но я не хотел расстраивать тебя накануне лекции.

– А потом? – с упреком спросила Джулия.

– Не хотел портить день твоего триумфа.

– И по той же причине ты ничего не рассказал мне о своем разговоре с Полом?

У Габриеля дрогнула жилка на подбородке, и он кивнул.

Джулия разжала пальцы, выпуская его руку:

– Ты должен был бы все рассказать мне в тот же день.

– Прости меня.

– Я не фарфоровая статуэтка. Я умею справляться с неприятными новостями.

– Не надо с ними справляться.

Джулия закатила глаза к потолку, разглядывая лепнину:

– Габриель, пока мы не вступим в следующую жизнь, в этой у нас будут случаться неприятности. Они случаются у всех, и мы не исключение. Когда ты что-то от меня скрываешь, это вбивает клин в наши отношения. – Джулия выразительно посмотрела на мужа, ожидая его ответных слов. Не услышав их, она добавила: – А другие могут этим клином воспользоваться. – Она кивнула в сторону гостей.

Габриель тоже кивнул. Вид у него был мрачный.

– Думаю, я заслуживаю знать, кто пытается поймать моего мужа в свои сети. И когда. – Она снова посмотрела на него, ожидая ответа.

– Согласен.

Джулии вдруг стало не по себе. Ей показалось, что прекрасный вечер безвозвратно испорчен. Вместо улыбающегося Габриеля рядом с ней стоял напряженный несчастный Габриель. Правда, он и в таком состоянии был готов защищать ее. Он помнил главное свое обещание.

– Ты ведь мне все расскажешь, правда? – уже мягче спросила она.

– Да.

Габриель говорил правду, но оба знали: момент откровения наступит не сегодня. И не завтра.

– Хорошо, – почти веселым тоном продолжала Джулия. – Я тебя прощаю. Но поскольку мои ощущения от музейного секса в силу известных причин сильно потускнели, тебе придется исправить положение.

Не сводя с нее глаз, Габриель поклонился:

– Готов выполнить любое твое повеление.

– Прекрасно. – Пальцы Джулии вцепились в его шелковый галстук-бабочку. – Я хочу получить удовольствие. Причем не откладывая на потом.

Габриель откинул ей волосы и, наклонившись к уху, прошептал:

– Тогда пошли.

Глава тридцать седьмая

Август 2011 года. Кембридж, штат Массачусетс

Джулия и Габриель вернулись из Европы. Дома супругов ждала внушительная пачка писем, пришедших за время их отсутствия. Все письма Ребекка аккуратно складывала на письменном столе Габриеля. Хозяин стола решил вначале заняться распаковкой европейского багажа. А письма пусть еще немного полежат.

Габриель ушел в спальню. Джулия задержалась в кабинете, настороженно поглядывая на открытую дверь. Выждав еще немного, она тихо закрыла дверь.

Джулия знала: задуманное ею нарушает просьбу Габриеля. Прежде чем переступить черту, ей требовалось оправдаться перед собой. Джулия нашла аргумент. Откровенный разговор с Габриелем о его проблемах так и не состоялся. Ни во Флоренции, ни потом.

Она боялась и не знала, как совладать со своим страхом.

В письменном столе Габриеля был ящик, который он никогда не выдвигал. Джулия знала об этом ящике, но у нее не хватало смелости заглянуть внутрь.

Однажды ей понадобилась бумага для принтера, и она, разыскивая пачку, случайно выдвинула запретный ящик. Габриель тут же задвинул его обратно, сказав, что никакой бумаги там нет, а лежат там воспоминания, к которым он не хочет прикасаться. Тогда он отвлек Джулию. Он сел в красное бархатное кресло, посадил ее к себе на колени, и они занялись любовью.

С тех пор Джулия не прикасалась к запретному ящику. Но сегодня, испытав новый прилив отчаяния и тревоги за Габриеля, она уселась в его кресло и решила исследовать содержимое ящика. Если муж так и не дал ей ответов, возможно, она получит их сама, разглядывая эту странную коллекцию.

Ящик был довольно вместительным. Здесь же, в запираемой деревянной шкатулке, хранились копии иллюстраций Боттичелли. Сейчас шкатулка пустовала: иллюстрации находились на выставке в Галерее Уффици.

Рука Джулии наткнулась на карманные часы, принадлежавшие деду Габриеля. Их она видела несколько раз, но еще в Торонто. Наверное, Габриелю нравилось щегольнуть старой вещицей. В Кембридже часы не покидали ящика. Часы были золотыми, с длинной цепочкой. К цепочке крепился кармашек в виде рыбы. Джулия щелкнула крышкой часов и прочла надпись, выгравированную на внутренней стороне крышки.

Джулия закрыла крышку, оставив часы на столе.

Следующим предметом оказался игрушечный железный паровоз. Паровоз был старым, с царапинами и облупившейся краской. В мозгу Джулии мелькнула картина: маленький Габриель сжимает в руках паровоз, не желая расставаться с любимой игрушкой, и упрямо твердит, что без паровоза он никуда не поедет. Они с матерью покидали Нью-Йорк, и Джулия видела это почти как на экране.

Паровоз занял место рядом с часами. Джулия снова полезла в ящик.

На сей раз в ее руках оказалась небольшая деревянная шкатулка. Джулия подняла крышку и увидела ожерелье с крупными жемчужинами, добытыми в Южно-Китайском море, и кольцо с бриллиантами. Вопреки ожиданиям, надписей на внутренней стороне кольца не было. Здесь же лежала пара серебряных браслетов и ожерелье. На всех трех предметах стояло клеймо магазина «Тиффани».

Должно быть, украшения принадлежали матери Габриеля. Вот только откуда у бедной женщины столь дорогие вещи? Габриель неоднократно рассказывал Джулии, в какой бедности жили они с матерью. Откуда же у бедняков эта роскошь? И почему мать Габриеля не продала украшения, когда у них закончились деньги?

Джулия качала головой, словно в такт своим мыслям. Детство Габриеля было трагическим. Такой же была и жизнь его матери.

Джулия закрыла шкатулку и занялась фотографиями, разложенными по конвертам. Она быстро просмотрела снимки Габриеля, а также несколько моментальных снимков мужчины и женщины. Скорее всего, это и были родители Габриеля. Почему-то они фотографировались только порознь. Джулия не нашла ни одного совместного фото.

Габриель унаследовал темные материнские волосы. Но у его матери и глаза были темными, сильно выделявшимися на молочно-белом лице. На красивом лице с тонкими чертами.

Отец Габриеля был светловолосым, начавшим седеть. Вот откуда у сына пронзительные сапфировые глаза. Чувствовалось, что отец значительно старше матери. В этом возрасте он не растерял своей привлекательности. Все портила чрезмерная жесткость, не понравившаяся Джулии. Даже на снимках отец Габриеля редко улыбался.

На дне ящика, под драным и трепаным плюшевым мишкой, лежала тетрадь дневника. Джулия открыла форзац и прочла:

Повинуясь импульсу, Джулия наугад открыла дневник. От первой же прочтенной фразы у нее загорелись глаза.

Джулия захлопнула дневник и торопливо убрала на место. В любую минуту сюда мог вернуться Габриель. Если он увидит, чем она занимается, то жутко рассердится.

Она уже пожалела, что сунула нос в дневник его матери. У нее перед глазами по-прежнему стояли строчки, написанные Сюзанной Эмерсон. Прочти это Габриель, его ненависть к отцу сразу бы возросла.

Джулия убрала в ящик плюшевого медвежонка, фотографии и шкатулку с украшениями. Она уже собиралась вернуть туда же игрушечный паровоз, когда ее взгляд упал на груду нераспечатанных писем. Точнее, на самое верхнее письмо.