Глава восемьдесят пятая

Доктор Рубио чертыхнулась и принялась спешно отдавать распоряжения своей команде.

– Что случилось? – спросил Габриель, не выпускавший руку Джулии.

Гинеколог лишь кивнула в его сторону и приказала:

– Мужа роженицы вывести из операционной!

– Что? – повторил Габриель, вскакивая на ноги. – Что у вас происходит?

– Я велела удалить его отсюда! – сердито бросила доктор Рубио одной из медсестер. – И позовите дежурного хирурга. Немедленно!

Медсестра начала выпроваживать Габриеля.

– Что происходит? Я вас спрашиваю! – закричал он, обращаясь к врачам.

Ему никто не ответил.

Медсестра взяла его за руку и потащила к двери.

Габриель взглянул на Джулию. Она лежала с закрытыми глазами. Бледная. Неподвижная.

Так выглядят мертвые.

– Вы поможете ей? – в отчаянии спросил Габриель.

Медсестра толкнула вращающуюся дверь и вывела его в комнату ожидания.

– Подождите здесь. Скоро кто-нибудь выйдет и все вам расскажет. – Она ободряюще кивнула и вернулась в операционную.

Габриель рухнул на стул. Его мозг лихорадочно работал, пытаясь придумать хоть какое-то объяснение. Джулию вовсю готовили к кесареву сечению, и вдруг…

Габриель сорвал с лица хирургическую маску.

Им овладели паника и страх. Перед глазами и сейчас было лицо Джулии и ее распростертые руки, словно она лежала на кресте.

Габриель не понимал, каким образом оказался в Селинсгроуве. Он сошел с заднего крыльца, собираясь двинуться в лес. По этой дороге он ходил тысячи раз и мог пройти даже в полной темноте. Но сейчас был день.

Он миновал двор, толкнул калитку и вдруг услышал голос, окликнувший его. Габриель обернулся. На заднем крыльце стояла Грейс и звала его обратно:

– Вернись.

Габриель покачал головой и махнул в сторону сада:

– Мне нужно идти за ней. Я потерял ее.

– Ты не потерял ее, – улыбнулась Грейс.

– Потерял. Она ушла, – возразил он, чувствуя, как его сердце начинает биться все быстрее.

– Она не ушла. Возвращайся в дом.

– Я должен идти за ней.

Он вглядывался в пространство леса: не мелькнет ли где-нибудь одежда Джулианны. Потом быстро зашагал по направлению к саду. Еще через мгновение он сменил шаг на бег. Ветки хлестали его по лицу, цеплялись за одежду, царапали руки. Достигнув сада, Габриель встал на четвереньки. Быстро оглядевшись по сторонам, он вдруг громко и пронзительно закричал от нестерпимой душевной боли. Джулианна исчезла. Навсегда.

Глава восемьдесят шестая

– До сих пор не могу очухаться от такой потери.

– Я тоже. Два срочных кесаревых одновременно. Хорошо еще, что только одна… – Послышался вздох. – Терпеть не могу такие ночки.

– Нечего сказать, подежурили. Слава богу, наша смена закончилась.

Габриелю понадобилось несколько минут, чтобы открыть глаза. Так он спал или…

Он скреб щетинистый подбородок и ничего не мог понять. Только что он был в старом яблоневом саду. И вдруг – голоса медсестер.

В голове зашумело и зазвенело. Он сразу же вспомнил Джулианну на операционном столе. Бледную. Неподвижную.

Должно быть, медсестры говорили о ней.

«До сих пор не могу очухаться от такой потери».

Габриель подавил рыдания, подступившие к горлу. Снова послышались шаги. В поле его зрения попали какие-то жуткого вида туфли. Сейчас было крайне неуместно, даже чудовищно думать о чужой обуви, но Габриелю было не отделаться от мысли о том, насколько неуклюж и отвратителен фасон у этих туфель и какие они неудобные. Такое ощущение, будто их выдолбили из дерева.

У женщины, носящей такую обувь, обязательно должно быть искривление стоп.

Он поднял голову.

Перед ним стояла и сдержанно улыбалась медсестра, которую он прежде не видел.

– Здравствуйте, мистер Эмерсон. Меня зовут Энджи. Хотите взглянуть на вашу дочь?

Он кивнул и кое-как встал.

– Простите, что вам пришлось так долго сидеть. Вас должны были бы уже давно проводить к ребенку. Но сегодня была сумасшедшая ночь. Мне так сказали. Я только что заступила на дежурство.

Энджи повела его в соседнее помещение, где он увидел детскую кроватку. Возле нее стояла другая медсестра и что-то писала в карточке.

Габриель подошел к кроватке, заглянул в нее.

Маленький белый сверток, лежащий неподвижно. Красноватое личико и черные волосики, частично прикрытые крошечным розовым вязаным чепчиком.

– У нее… есть волосы, – отрешенно произнес Габриель.

– Причем их много, – сказала стоявшая рядом Энджи. – Почти девять фунтов веса. И рост девятнадцать дюймов. Крупный у вас ребенок.

Энджи достала сверток из кроватки и принялась качать.

– Мы дадим вам браслет. Такой же, как у вашей дочери. Чтобы мы сразу видели, что это ваш ребенок.

Вторая медсестра надела на правое запястье Габриеля белый пластиковый браслет.

– Хотите ее подержать?

Габриель кивнул, вытирая липкие ладони о зеленую ткань хирургического костюма.

Энджи передала ему ребенка. И сейчас же его дочь открыла свои большие синие глаза, уставившись на отца.

Их глаза встретились. Габриелю показалось, что окружающий мир замер.

Потом малышка зевнула, широко открыв розовый ротик, и снова погрузилась в сон.

– Какая она красивая, – прошептал Габриель.

– Согласна с вами, – подхватила Энджи. – И здоровая. Роды были тяжелыми, но на ней это не сказалось. А то, что личико у нее сейчас морщинистое, вы не волнуйтесь. Все младенцы рождаются такими. Скоро оно станет гладеньким.

Лица отца и дочери разделяла пара дюймов.

– Ну, здравствуй, Фаршированный Блинчик. Я твой папочка. Я так давно ждал, когда ты появишься. Я тебя очень люблю. – Он почти прижал ребенка к себе, слушая ее тихое дыхание. Даже сквозь пеленки было слышно, как ровно бьется маленькое сердце. – Моя жена, – хрипло проговорил Габриель, чувствуя, как к глазам снова подступают слезы. Он даже не пытался их смахнуть.

Медсестры переглянулись.

– А разве доктор Рубио ничего вам не говорила? – спросила Энджи.

Габриель покачал головой и еще крепче прижал к себе дочь.

Энджи вопросительно взглянула на вторую медсестру. Та нахмурилась:

– Она должна была сразу выйти к вам. Вы уж ее извините. Я же говорила вам: ночь выдалась сумасшедшая. А потом еще смена дежурства. – Энджи указала на стул. – Вы посидите тут с дочкой, а я попробую разыскать доктора.

Габриель послушно уселся, прижимая к сердцу белый сверток.

Лица медсестер были красноречивее слов.

Нет, не придется ему, замирая от радости, везти Джулию домой.

Не будет он наслаждаться зрелищем Джулии с их ребенком на руках.

Он ее потерял. Подобно Данте, потерявшему Беатриче, он потерял свою любимую женщину.

– Не уберег я тебя, – прошептал Габриель.

Он плакал, прижимая к груди свою долгожданную дочку.

Глава восемьдесят седьмая

Габриель сидел с Фаршированным Блинчиком на руках. Время потеряло для него всякий смысл. Перед глазами мелькали картины ближайшего будущего. Он видел, как привозит малышку из больницы домой, как кормит ее посреди ночи, снова укладывает и возвращается в пустую спальню.

Никогда еще он не чувствовал себя настолько одиноким.

В своей жизни он любил единственную женщину. Вначале – как язычник, стремясь поклоняться ей, словно идолу. Потом наступило прозрение и он понял: есть нечто более важное, чем его любовь к ней. Например, ее счастье.

Габриель и сейчас видел сцену их прощания. Руку Джулии, сжавшую ему пальцы. Он слышал ее шепот: «Я не жалею о своей беременности».

Теперь бы пожалела. Этой беременностью он забрал у нее жизнь.

Габриель больше не мог сдерживать рыдания.

Он потерял свою прекрасную единственную Джулианну.

Мобильник был при нем, но Габриель не чувствовал в себе сил с кем-либо разговаривать. Из полученных эсэмэсок он узнал о скором приезде Ричарда и Рейчел. Ребекка готовила дом к приезду гостей и новорожденной. Келли сообщала, что заказала цветы и воздушные шары, которые вскоре должны доставить в больницу.