– Боже мой, – прошептала Джулия. По ее щеке скатилась первая слеза.

– Без операции ребенок вообще не жилец. Они собираются делать операцию сразу после его рождения. Конечно, если Дайана сможет выносить его до конца срока. Иногда… – Том не договорил.

– Врачи могут это исправить?

– Операция частично поможет его сердцу, но нормальным оно не станет. Врачи говорят: ребенку нужно сделать не меньше трех операций. И потом он обречен всю жизнь принимать лекарства. Никто не знает, каким будет его развитие и будет ли… – Том закашлялся.

– Чем я могу вам помочь?

– Нам никто и ничем помочь не может. Разве что молиться.

Джулия заплакала. Габриель осторожно забрал у нее трубку.

– Том, это Габриель. Примите мое сочувствие. Я закажу вам номер в отеле, который поближе к больнице.

– Мы не нуждаемся… – Том смолк. В трубке слышался торопливый шепот Дайаны. – Хорошо, – вздохнул Том. – Нам это кстати.

– Я сделаю запрос и по электронной почте пришлю вам всю информацию. А вы не хотите съездить в Нью-Йорк на другую консультацию? Я могу забронировать вам авиабилеты и оформить направление к врачу.

– Здешние врачи достаточно опытные. Завтра мы встречаемся со специалистами по детской кардиологии.

Габриель посмотрел на плачущую жену:

– Вы хотите еще поговорить с Джулианной?

– А что сотрясать воздух? Она нам все равно ничем не поможет.

– Пусть так, но она ваша дочь. Этот ребенок – ее брат. Если понадобится, она примчится к вам по первому зову.

– Спасибо, – угрюмо произнес Том. – Мы тут сами в подвешенном состоянии.

Джулия вытерла слезы и кивком головы указала на трубку.

– Том, она хочет говорить с вами. Не отталкивайте дочь. – Габриель передал жене трубку.

– Пап, я понимаю, тебе не до меня. Но пожалуйста, держи меня в курсе.

– Ладно.

– Мне неловко спрашивать, и все-таки как насчет вашей свадьбы?

– Джул, мы сами не знаем.

– Мы собираемся на День труда приехать в Селинсгроув. Если нужно, я могла бы приехать даже раньше.

– Хорошо.

– Ты не против, если я сообщу Ричарду?

Том колебался.

– Смотри сама. Мне каждый разговор об этом… В общем, понимаешь. Дайана звонила матери и Мелиссе. Это ее сестра.

Джулия смахнула слезинку с носа:

– Папа, я люблю тебя. И Дайану тоже. Скажи ей об этом.

– Скажу. Пока, Джул.

Джулия тихо повесила трубку. Габриель сразу же обнял жену.

– Как они радовались этому ребенку, – прошептала она.

Габриель обнял ее еще крепче. Пальцы Джулии вцепились в ткань его рубашки.

– Они в хорошей больнице, – сказал он.

– Да они просто раздавлены этим диагнозом. Даже если операция и поможет сердцу ребенка, совсем здоровым оно не станет. И так – всю жизнь.

– Врачебные прогнозы носят вероятностный характер. А каждый пациент индивидуален. – Габриель резко выпрямился, словно что-то вспомнив. – А у Тома бывали нелады с сердцем?

– Насколько помню, нет. Но у его отца и матери были. – Джулия подняла голову. – Ты подумал, что у ребенка это наследственное?

– Не знаю. – Габриель снова прижал ее к себе. – Бывают моменты, когда гораздо лучше быть доктором медицины, чем доктором философии. Сейчас как раз один из таких моментов.

По щекам Джулии снова катились слезы. Ей и в голову не приходило, что малыш может родиться на свет больным. Она уже видела себя старшей сестрой и не хотела думать ни о чем плохом.

Сейчас, плача в объятиях мужа, Джулия понимала: все ее чувства не идут ни в какое сравнение с тем, что испытывают Том и Дайана. Им было во сто крат тяжелее.

– Не представляю, как они свыкнутся с этим, – всхлипывая, сказала она. – Они оба раздавлены.

Джулия не видела ни лица Габриеля, ни ужаса, вдруг вспыхнувшего в его глазах.

Глава тридцатая

Август 2003 года. Кембридж, штат Массачусетс

– Габриель! Малыш, тебе пора вставать.

Мягкая женская рука провела по его щетинистому подбородку. Габриель ненадолго расслабился. Он не понимал, где находится и кто эта обнаженная женщина, лежащая рядом, но у нее был очень сексапильный голос и легкое прикосновение. Через некоторое время он открыл глаза.

– Привет, малыш.

Ее большие синие глаза преданно смотрели на него.

– Полина, – простонал Габриель и закрыл глаза.

У него жутко болела голова. Единственное, чего он сейчас хотел, – это снова уснуть. Но профессор Пирсон, чьим ассистентом он был, не прощал опозданий, не говоря уже о прогулах. А это означало, что Габриелю все равно придется вставать и тащиться в кампус.

Возможно, смерть своего ассистента въедливый профессор и засчитал бы в качестве уважительной причины. Однако Габриель в этом сильно сомневался.

– Сейчас восемь часов. У тебя есть время на душ и завтрак. Может, хватит и на… – Рука Полины соскользнула с его груди на живот. Затем ее пальцы обвились вокруг него и…

И утренняя эрекция Габриеля увяла. То, что Полина сейчас держала в руке, вполне напоминало мертвый цветок.

– Не сейчас, – сказал он, отталкивая его руку.

– Ты всегда так говоришь. Это потому, что я растолстела?

Она села рядом. Ее красивый живот несколько округлился, а заметная грудь стала еще полнее.

Габриель промолчал, что тоже воспринималось как ответ.

– Тебе понравится. Ты же знаешь, я это умею. – Полина обняла его за плечи, поцеловала в шею. – Я люблю тебя.

– Я же сказал: не сейчас. Ты никак оглохла?

Прежде чем встать, Габриель выбрался из ее объятий. Половицы были холодными, однако он почти не ощущал холода.

Все внимание Габриеля было сосредоточено на крохотной щепотке белого порошка, что осталась от вчерашнего и сейчас находилась на прикроватном столике. Он достаточно проснулся и теперь расставлял в нужном ему порядке зеркальце, бритву и свернутую трубочкой пятидолларовую купюру.

Окружающий мир растаял. Это длилось всего мгновение. Потом его разум и тело пробудились к жизни, а движения стали уверенными и быстрыми.

В считаные секунды остатки белого порошка достигли его ноздрей, и мир снова обрел ясные очертания. Габриель ощущал прилив энергии. Он был способен думать и действовать.

Он закурил сигарету, забыв, что его… как бы она теперь ни называлась… лежит в постели и смотрит на него. Полина торопливо надела халат и ушла в кухню, не желая, чтобы ее будущий ребенок получил порцию никотиновой отравы.

После сигареты Габриель отправился в душ. На умывальнике стояла чашка приготовленного Полиной кофе. Он залпом выпил кофе, почистил зубы и стал бриться. Мозг педантично перечислял все, что Габриелю нужно сегодня сделать по его диссертации, вместе с нескончаемым списком дел, возложенных на него профессором Пирсоном.

У Габриеля попросту не хватало времени, чтобы задуматься над своей жизнью и поступками. А если бы он задумался, то наверняка понял бы, что он раб, прикованный незримыми цепями к кокаину, никотину, кофеину и алкоголю.

Помимо этого, Габриель был рабом своих сексуальных страстей, и когда его член пробуждался к жизни, сам он забывал обо всем остальном. Несмотря на то что он жил вместе с Полиной и она была беременна от него, Габриель не отказывал себе в утехах с другими женщинами. У него даже не возникало мысли, что надо остановиться. Фактически у него вообще не возникало мыслей по этому поводу. Он действовал, руководимый очередным зигзагом страсти.

– Какой же ты красивый, – сказала Полина.

Она стояла в дверях, поглаживая живот, выпиравший из-под черного шелкового халата.

Габриель, по обыкновению, оставил ее слова без ответа. Игнорировал он и темные круги у себя под глазами, и сами глаза, налитые кровью. Не волновало его и то, что сейчас он весил на десять, если не на пятнадцать фунтов меньше, чем должен был бы при его росте и комплекции.

– Я приготовила завтрак: глазунья и тосты, – с надеждой в голосе сообщила Полина.

– Я не голоден.

– У тебя впереди целый день. Пирсон опять нагрузит тебя работой, и тебе будет некогда перекусить.